Конец света шагает по планете ч.12

1944 год. Карельский фронт. Я -  комсорг девичьей роты фронтового учебного автобатальона, где велась подготовка фронтовых шоферов.  Рота состояла из трех взводов, командирами которых были офицеры-мужчины.  Помкомвзводами были назначены - девушки своего же взвода. Такая же девичья власть была и в отделениях. Вход в девичью казарму был позволителен только командирам, мне и старшине роты.  В батальоне были еще две роты, но мужские, в большей части укомплектованные молодыми солдатами. В полосе между мужскими и женской казармами была нарисована белая разделительная полоса…. Пересечь ее – ни-ни…

Когда я   впервые появился перед девичьими  взорами, в роте произошел девичий переполох. Они, только что призванные в солдатики и сразу же появившись  у нас в роте, и, соскучившиеся  на гражданке по мужским прикосновениям, обступили меня. Каждая смотрела на меня как-бы влюбленным взглядом. Соскучились по девичьим взглядам и мы, бывалые парни-фронтовики.

Среди девчонок мой взгляд «завис» на помощнице командира первого взвода Ане Елькиной. Красавица. Да что там красавица – самая красивая девочка всей роты. Однажды я был дежурным по части, а она – в моей команде. Не устоял и признался ей, что она мне очень нравится. Аня же спокойно ответила, что и я ей нравлюсь, но до окончания обучения ни о чем другом, кроме учебы, и думать не будет. Просила подождать. Я ей ответил тоже, что подожду. Экзамены сдала на отлично.

Зашел я как то  в казарму. Аня сидит на подоконнике и, завидев меня, пальчиком поманила к себе, мол-де, присаживайся со мной рядом: я сдала экзамен и уже может выполнить данное мне ранее обещание. Но я уже был околдован гражданской девочкой Тамарой. Мне показалось, что я в Тамару был не просто влюблен, как в Аню,  но полюбил по настоящему. Мне уже было не до Ани…

После разгрома Германии весь Карельский фронт был передислоцирован на Дальний Восток для разгрома милитаристской Японии.  Тамара провожала своего парня, то есть меня, с одного фронта на другой. Как то незаметно на прощании сказала, что я ее «журавлик в небе». Эту ее фразу я как то пропустил мимо ушей,  даже не сообразил истинного значения ее признания.

Две недели пути, под стук вагонных колес, я строчил письма своей Тамаре, в каждом из которых обязательно был сочиненный мной   стих или пародия на популярные в то время песни.

На новом месте в сопках мы построили землянки и соответствующим образом их обустроили.  Наши девчонки разъехались по другим частям к месту постоянной службы.

Несколько дней спустя к нам с визитом вежливости пришли наши две выпускницы – Аня Елькина и ее подружка. Подружка сразу же со своим дружком уединились. Аня же бесцельно (так я вначале подумал) стала бродить по батальону. Вскоре я заметил, что уж больно часто она попадается  мне на глаза. Сомнений уже не было. Она пришла, чтобы попытаться «всколыхнуть» меня. Видимо, уж больно глубоко запал я в ее душу. Неужели все еще надеялась на  что-то? Она ведь не могла не знать, что   у меня в ожидании осталась гражданская девчонка.

К концу дня Аня направилась прямо ко мне, взяла руку под козырек и строевым шагом прошагала мимо меня, как и положено приветствовать старшего по званию. Она надеялась, что этот ее поступок меня рассмешит, и я с ней заговорю. Но я с самым строгим видом воспринял ее приветствие, и пошел дальше своей дорогой.

На второй день я получил письмо от Тамары. Это была первая ее весточка со дня разлуки. Как только получила мое письмо с  новым  адресом, подумал я,  так и поспешила написать ответ. Раскрыл треуголку и прочитал  первую строчку: «Коль! Это мое первое и последнее письмо. Прости!».

Не понимая ничего, я вначале не решался читать дальше. В глазах – туман. Перечитал эту строчку еще несколько раз. Ошибки нет. Написано так, как я и прочитал. Без остановки и осмысления прочитал все письмо. Не  воспринял  душой содержание написанного. Стал медленно, абзац за абзацем, осознанно воспринимать и осмысливать содержание письма. «Я встретила другого…», и тут же рядом: «Ты моя любовь, ты мой Журавлик, но ты в небе, далеко-далеко…. Спустишься ли ко мне когда-нибудь?». Вспомнил, что расставаясь, эту  притчу о синичке в руках и журавлике в небе она мимоходом проговорила при расставании.   И вдруг: «Ваня – моя синичка,   она в моих руках. Он – моя надежда и опора!». И тут же: «Я тебя никогда не забуду!». Не преминула сообщить про обычное женское желание: «Уже назначили день свадьбы». Ни слова о том, кто он, ее Ваня, и любит ли его она. Но она позаботилась и обо мне. Вот ее слова: «Мне сейчас девятнадцать. Когда ты вернешься с фронта, я   уже буду старой девой. Зачем тебе старуха?  Вас, мальчишек,  в живых осталось немного, а молодых и красивых девчонок  подросло  много-много. Ты найдешь себе еще лучше меня…». Заключительная фраза письма: «Больше мне не пиши, не береди мою душу!».

В некоторых местах чернила расплылись. «Плакала, когда писала» - екнуло в моем сердце. Смириться с судьбой или что-то предпринять? А что?  Что? Пока дойдет мое письмо, она уже станет официальной женой какого-то Вани. Что я могу изменить?

На второй день я немного поостыл. А уже на третий  начал себя понемногу  корить, что не сдержался…. Затем  разум мой стал светлеть… Тамара-то ведь вольная птица, и сама вольна решать, что ей дороже – синица в руках или журавлик в небе. В возникшей ситуации ей было видней, как лучше поступить.

Я многократно читал и перечитывал  письмо Тамары. Вывод сделал такой, что свое решение она приняла умом, но не сердцем…

Вскоре внешне я пришел в себя. Но какая-то струна в моей душе лопнула, порвалась. В своей жизни я почувствовал какую-то пустоту. Но в каком-то уголочке продолжала жить во мне моя Тамара.  Но чем больше я о ней думал, тем  меньше я чувствовал ее присутствие в моей душе.  В мыслях и снах  моих Тамара стала появляться все реже и реже.  И, наконец, я стал свободным человеком.  Но это внешне. Прислушался к себе:  прежней души своей внутри себя я не обнаружил. На ее месте остался  лишь темный комочек. Тамара исчезла из моей жизни вместе с моей душой.

Аня Елькина со своей подружкой еще раз приходила к нам в гости. Все так же настойчиво старалась показаться мне на глаза. Но если раньше я на нее смотрел, как на красивую игрушку, то сейчас даже такое сравнение не возникало в моих мыслях. Я почувствовал, что душа моя  полумертва, и тут же вспомнил рассказ Тамары, как после получения похоронки на своего парня ее душа тоже умерла, и лишь спустя год ее душу  оживила встреча со мной.

С Аней я так и не заговорил, хотя  было ее жалко. Я понимал, как она переживала.  Думалось мне, что она не верила в мое безразличие по отношению к ней и все еще надеялась, что я образумлюсь. Но моя душа замерла  и, сжатая в комочек, лежала неподвижно.

Вскоре наш почтальон  принес мне очередное письмо, но уже не треуголку, а в настоящем конверте. Обратного адреса не было. Раскрываю – от Тамары. При получении ее первого письма меня сразу же обдало жаром. А вот на этот раз  ничего  не почувствовал, лишь небольшой холодок пробежал по всему телу.

Из конверта выпала фотография. Она – красавица-Тамара. Локоны ее волос все так же чудесно лежат на ее плечах. Глядя на них, я даже вздрогнул. Раскрыл письмо.

«Прости меня, Коль! Первое письмо диктовал мне разум, а не сердце.  Мое любящее сердце всегда   принадлежало тебе и только тебе. Перед самой свадьбой я Ване отказала. Каким же чужим он был мне все это время. А может быть, не он, а я для него была чужой и недоступной? Пропасть между нами все увеличивалась. Я стала себя не узнавать -   раздражали все его поступки. Мне становилось не по себе, даже если он просто подходил ко мне. А его поцелуи превращались для меня в нестерпимые муки. Не выдержала я эти истязания…».
Прочитал я первую половину письма Тамары, и  мне стало жаль ее. Она ведь прекрасный человек, и не такой судьбы  достойна. А что я? Ни единая струна моей души не отозвалась на Тамарину исповедь. Возникло ощущение, что это какая-то Тамара пишет слезное письмо кому-то, кого она назвала «Коль». Я не почувствовал душой своей, что это же  МОЯ Тамара просит МЕНЯ простить ее за  предпринятый  необдуманный шаг. 

«Я понимаю, что после  моего предательства (верно оценил ты мой поступок) меня простить трудно,  но все же прошу простить.  В таком моем положении я заслуживаю лишь жалости. Если своим первым письмом я убила   твою любовь ко мне, то жалеть меня не надо. Я этого не  вынесу. Лучше ничего не пиши. Я так легче перенесу свою душевную боль.   Тамара».

Я не день и не два обдумывал, как мне в этом случае поступить. Тамара правильно оценила, что первым письмом она убила мою любовь к ней, убила насмерть.  Сколько воспоминаниями я ни пытался возродить убитую любовь, но  ничего у меня не получалось. В душе – черная пустота. Тамара умерла для меня окончательно и бесповоротно. Но  все же мне   жаль было ее - сама похоронила себя. Как помочь ей пережить эту трагедию?

Это лирическое повествование о Тамаре и Ане я привел не случайно. Сейчас-то я совершенно убежден, что поступил, говоря мягенько, не очень корректно, и самое малое, что мог сделать сейчас не просто для них, но и для себя, так это чистосердечно и вполне ответственно попросить прощения и у Тамары, и у Ани. А если бы Тамару я простил бы  и после фронта, то есть почти через два года, мы встретились?

Задумался  я и спросил ответ на этот вопрос у Ларисы, ведь фантом Тамары был у нее перед глазами, и она с такой детализацией описала  видение моей Тамары, что даже я подзабыл некоторые детальки. Вердикт Ларисы: «Ты был бы у нее под каблуком!». «А Аня?» - вырвалось у меня. «Она бы была у тебя под пятой»…

продолжение...